Рубрика 2011

Эми Уайнхаус там же, где Дженис Джоплин.
Там же,
где Маяковского гром-строка.
Не сомневайся: мы безусловно сдохнем.
Лучше подохнуть — с песнями у виска.

Лучше подохнуть — с книжками-ветряками,
Сжатым кинжалом, как госпожа Корде.
Лучше толкаться, врать, умирать стихами,
чем проходить комиссии и т.д.

Лучше нестись по ветру, как лист влюбленный
с…

Белые сумерки.
Белая лошадь.
Жесткая грива в руках молодых.
Звезды – копыта.
Огнями горошин
катятся брызги хмельных мостовых.

Полая истина. Пьяная правда.
Сочные взгляды обманутых дев.
Белая лошадь проходит кентавром,
даже хвостом никого не задев.

Выйти, пройти, пронестись, раствориться.
В темных аллеях нащупать покой.
Белая лошадь –…

Может, я была святой
(прочитаешь – дурой),
своенравной и пустой,
как приток Амура.

Может, я плела силки
словом темнокрылым.
Были радости – горьки.
Шёлкова – крапива.

И глаза теряли счет
соли караванам.
Уходила – как почет.
Возвращала – страны.

Выгорала – добела.
Разбивалась – в дольки.
Я жила! жила! жила!
я жила – и только!

Я состою из всего.
Как земная гладь.
Вещи меня ловили, но не поймали.
Ты говорила о жизни.
А, знаешь, ждать –
страшно,
как ночью
в прорванном покрывале.

Запахом свежего сена приходишь в дом
вместо того, чтобы по ветру колоситься.
Становишься горделивым, как террикон.
Становишься терпеливым, как поясница.

Потом покупаешь книги, тиранишь лень.…

Как живая лиса в меховом магазине,
как застенчивый стоик,
как битый атлет,
я дрейфую куда-то на тоненькой льдине
по бокалу плененных,
пленительных лет.

Вот выходит Булгаков.
Он в тертой шинели.
Но откуда шинель?
Гоголь-моголь.
Кресты.
Киев снова в осаде.
Творожат метели.
И безносых убийц проступают черты.

Появляется Горький.
Как бусины яда
на…

Мой паровозик со скользких рельсов
сойдет когда-нибудь в облака.
Стреляй — не думай.
Стреляй —не целься.
Да будет нежной твоя рука!

Да будет дом твой всем прочим равен.
Да будут дети, да будет кот.
Мой паровозик,
он так забавен,
его хоть кто-нибудь да собьет.

Так почему же —не ты?
С мишенью
гораздо легче лететь на юг.
Стреляй, не бойся,
мы…

От тонкого слуха дрожит шапито,
свобода играет в ручей.
Испанский я выучу только за то,
что им разговаривал Che.

От праздничных истин тревога уму.
Сбегают и сходят за край.
Французский я выучу лишь потому,
что им разговаривал Май.

Ботинки — идут.
Что ни бег, то полет.
Ищу то ли — где, то ли — кем.
Английский словариком в сумке живет.
Спасибо…

Так одиноко,
беззвучно так.
Кажется – жизнь утекла в кулак.
Кажется – льдинка звенит во рту.
Так одиноко –
ни там, ни тут.

Письма, рассветы, печаль горой
не прорастают в душе сырой.

Так одиноко – хоть глаз коли.
Видимо,
сталь у меня в крови.

Липнет, кусает – паук-вдова.
Так одиноко – одни слова!

И это страшно. Страшно. Ты понимаешь?
Лопнет пружина. Винт соскользнет. Живой
станет прозрачным. Время сотрет, как Vanish,
каждое пятнышко, сброшенное тобой.

И это грустно. Вряд ли ты был живее,
чем фотография. Вряд ли уметь хотел.
Что-нибудь чистое. Яркое, как Гилея.
Что-нибудь честное. Горькое, как Бодлер.

Весь этот полдень-мир с детородной…

Мне все равно — кто ты.
Мне все равно — как ты.
Сколько синиц-метров,
сколько ресниц
пройдено.
Не получалось — песни.
Не получалось — факта.
Не получалось — дома.
Не получилось Родины.

Мне все равно — кем ты.
Мне все равно — с кем ты.
Стоит убить вечность.
Стоит убить,
правильно?
Не получалось — веры.
Не получалось — меры.
Не получалось —…