Что же ты замолчал, мой беспокойный бог,
то ли молва мила, то ли глаза в пыли.
Три тридевятых сна мнутся росой у ног,
три тридевятых сна — и ни одной любви.
За родником — река, за паровозом — smog,
а у меня с тобой — свойство ценить на слух.
Три тридевятых зла, не называя срок,
шли ко спине впритык и не теряли нюх.
Вот и стоим теперь. Два обветшалых дня,
два пожелтевших пня, росших не в том Крыму.
Мой терпеливый бог. Не прогоняй меня!
Ведь у тебя внутри холодно одному.
