Здесь холодно. И бреющий полет
день начинает только с середины.
Весна, ладошки вымазав о лед,
тихонько плачет. Сгорбленную спину
пророчат лампа, кресло и тетрадь…
А где-то, в глубине седых Америк,
жизнь повернулась и бежала вспять,
в свою обыкновенность не поверив.
Там пили грог, жевали сухари,
кормой зубрили кряжистые фьорды.
И неба не хватало до земли,
и солнце улыбалось даже мертвым.
А после, с кастаньетами, в трико,
жизнь пробиралась в пьяные таверны,
и расступались залежи веков
перед цыганским всполохом неверным.
Ну а затем — закончились листы,
сгорела лампа, рукопись намокла.
Жизнь распрощалась залпом холостых.
Состарилась.
Задумалась.
Поблёкла.
